Главная » Справочник » Теоретическая культурология » Креативная избыточность человека

Креативная избыточность человека

Маркс утверждал, что деятельность человека одновременно нацелена на преобразование действительности и на преобразование самого человека, эти процессы нераздельны.

Но насколько они неслиянны? Отчуждение возникает из объективации человеческого мира в предметный, который потом начинает диктовать человеческому правила взаимодействия.

Преодолеть отчуждение, однако, можно уже за рамками этой оппозиции, на иной площадке социальных отношений, которые надо определенным образом сознательно и планомерно выстроить это социальная революция, делающая общество прозрачным для самого себя, упразднив антагонистические классы.

Маркс четко видит в отчуждении не столько гносеологическую мину, подложенную историей под человеческую природу, сколько проблему взаимоотношений людей в ходе исторической эволюции деятельности (совместной, разделенной, кооперированной, организованной, всеобщей и т. п. типология видов деятельности в данном случае отступает на задний план).

Но ясно одно: отчуждение, описанное Марксом, это эффект из пространства коммуникаций, то есть исторически и социально конкретных онтологических и символических средств общения. Есть еще один общий разворот темы, намеченный Марксом. Отчуждение это вообще элемент любой достаточно развитой культуры, отслаивающей от своего креативного ядра объективированные «горизонты» своего жизненного мира.

Совершая свои открытия, «передовая», или подлинная, или новаторская культура устремляется все дальше и дальше, за пороги ведомого и предсказуемого. А культурный арьергард массовая культура, технология (популярная культура) подтягивают образ жизни, быт, социальные связи к высотам только что сделанных открытий.

Смотрите, сколько раз наблюдается отчуждение:

любое проявление индивидуальности, любой флюид Самости становится отчуждением его телесности и духовности и несет в себе потенции развития отчуждения до опасных размеров и форм;
даже в случае создания шедевра или эпохального открытия духовные потенции творца, ученого отчуждаются, они становятся элементом символической коммуникативной системы («мысль изреченная есть ложь»), тем самым его «родное» противостоит ему уже как «чуждое»;
в отношении авангарда и популярной культуры существует «отчуждение» и содержательного, и стилистического характера, снобизм первого оправдывает всеядность, неразборчивость второго, любой шедевр высокой культуры увеличивает разрыв между ними;
популярная культура утилизирует элементы высокой, «опошляя», «принижая», инструментализируя сияющие высоты чистой науки и искусства (например, из красивой теории вышло массовое убийство двух мирных городов), и они не хотят узнавать себя в этих «приложениях» это «отчуждение» идет как бы в обратном направлении, эта эманация приобретает вес, но теряет эфир;
культура, становясь инструментом социального господства, язвит человеческую родовую сущность, тут как раз происходит то, что Маркс описывал как гносеологическое отчуждение, а Фейербах как диспозицию своей философской антропологии. Казалось бы, на каждом шагу акт отчуждения (мы не берем частные случаи отчуждения личного, национального, политического и т. п.).

Как вообще в таких невыносимых условиях может развиваться культура, существовать человек, пытаться что-то создать творец? Только за счет того, что каждому акту отчуждения готов ответить акт противоположного содержания.

Можно было бы назвать его актом «присвоения», если бы сразу же не вспоминались милые лица отечественных реформаторов, либерализм которых только этим самым присвоением и ограничился. Термин «снятие отчуждения» тянет за собой определенный понятийный схематизм.

Может быть, ближе всего термин нет, дальше всего, но именно тем он и хорош «ривайвэл», возрождение, возрождение, восстановление «в лучшем виде»? Но он нагружен религиозным смыслом. Но не в термине дело. Главное не упустить из виду диалектику отчуждения и обратного ему процесса как основного «механизма» осуществления культурой самой себя.

В любую коммуникативную стратегию, в том числе и в технику, вписаны свойства человека, его устремления, его знания и способы приспособиться к жизни и влиять на нее. Просто потому, что люди это делают сообща. Отчуждением ли считать стандартизацию, точность, исполнительность и надежность технического устройства, вертящего какое-нибудь колесо, когда все рабочие ушли спать или просто отвлеклись?

А целерациональность техники, которая так претит романтически настроенным критикам, разве это не проекция человеческих качеств, рафинированная сложноорганизованной машиной? Если пугать читателя страшилками о чудовищных порождениях человеческого ума, вышедших из-под контроля, расплодившихся и кушающих розовеньких деток, можно остановиться на описании «отчуждения».

Получится, что А. Эйнштейн спалил два города. Если заполнять оптимистическими статьями научно-популярные журналы, получится, что Эйнштейн не виноват. Если же дело не в приписывании вины тому или иному персонажу чтобы дело было закрыто, забудьте… а в сбалансированном понимании того, как, видоизменяясь, превращаясь, курсируют артефакты по проспектам и закоулкам культуры, надо, видимо, иметь в виду оба.

Техника не исключение. Собственно, взгляд на технику как на культурный эпифеномен, разговор о ее коммуникативности нужны для того, чтобы подчеркнуть еще раз который уже?

Причастность техники человеческому, культурному, коммуникативному миру, разглядеть в ней и процесс отчуждения, и процесс самореализации человеческой природы, и аккумуляцию человеческой креативности, обозначить зону повышенной человеческой ответственности. Техника как коммуникативная стратегия общения человека с миром и себе подобным может быть и камнем за пазухой, и манной небесной.

Предыдущая статья Космос как культура Следующая статья Креативность как элемент рефлексивной системы

Статьи по теме